Ольга Новикова - Каждый убивал [Журнальный вариант]

— Но как ты сейчас-то меня нашел? — как можно добродушнее повторяет она свой первый вопрос. Надо знать все их возможности.

— Интуиция! — Витек самодовольно улыбается и, продолжая дожевывать рубленый бифштекс, объясняет, что как только ее имя внесли в компьютер, так сразу сработала поисковая система его собственной разработки.

В ногу с модернизацией идет, даже опережая…

А что если показать ему мою съемку? Чем это мне грозит?

Требовать конфиденциальности глупо — все равно добьются от него, откуда такая важная улика. Его и пытать не надо. Чуть надавить — все выложит. Хлюпик. Чем боязливее, тем они жесточе.

Нет, пусть не скрывает, пусть меня назовет… Отличится по службе. Но тогда мы будем в одной связке. Защитит, если что…

Покажу!

Внезапно улетела… Сбежала? От меня?

Да нет, не может этого быть. Не должно! После того, что я ради тебя…

Хуже, когда боишься: лиха не минешь, а только надрожишься. Но не запретишь же себе трястись как в лихорадке…

А вдруг и правда я заболела?

Анжела перестраивается в крайний правый ряд улицы Риволи, заворачивает в первый же проулок и прижимается к обочине. Взгляд в зеркало пугает еще сильнее: веки припухли, покраснели, кожу распирает… Общий вид как-то спасают замечательные, ровно лежащие румяна… В Москву бы тот салон, что рядом с домом Тапира. Умелые, приветливые мамзели, сразу понимают, о чем просишь, так что хватает спецшкольного французского. Цены нормальные… Ада, конечно, тоже ничего, но она как будто что-то от тебя ждет… Напряженно, молчаливо… И что ей еще надо? Юбку-годэ подарила, от Диора, ни разу не надеванную: хватанула на распродаже, а потом увидела такую же по телику на ведущей… Отдала бежевую кепочку, прихваченную когда-то в парижском “Найке” так, на всякий случай… Берет, благодарит угрюмо, и чувствуется: не презентов она хочет… не только презентов…

Вообще-то Анжела научилась игнорировать чужие ожидания. На секунду задумается, мотивированы они или нет, не дала ли когда на себя крючок, и если ответ отрицательный, то сразу отправляет их в мусорную корзину. А источника сторонится.

Да, надо искать Аде замену…

Черт, кто это?

В панорамное зеркало видно, как позади, неподалеку от мерса, который ей скрепя сердце одолжил Тапир, припарковывается черный джип с тонированными стеклами. В Москве их столько, что не обращаешь внимания, но здесь, в Париже, такие тюлени — редкость. Не первый раз она встречается с этой машиной. Номер местный…

Следят?

А может, охраняют? — подморгнула надежда.

От кого?

Если б Нику хоть как-то стерегли…

Интервью пораздавали — мол, убийство раскрыто… Но ведь не выловили ни того уголовника, который ее задушил, ни Олега-заказчика… Глеб старается, пашет как проклятый… Но одна пчела немного меду натаскает…

Мысль не может задержаться ни на одной теме и скачет дальше.

“Учитесь властвовать собою…” — всплывает вдруг в сознании. Книжный совет звучит как издевка. Надо быть законченным эгоистом, безразличным к любому человеку, надо стать холодной, как рыба, чтобы совсем уж не откликаться на чужие беды.

Рука тянется ко лбу, холодная ладонь прилипает к горячей коже — становится чуть легче. Так у меня жар?..

Как же я завтра домой полечу?

Откинувшись на спинку кресла, Анжела закрывает глаза и, судорожно хватая ртом воздух, пытается сосредоточиться.

Что делать? Ке фер? Ехать дальше?

Позвонить Тапиру, чтоб выручал?

Бросить его машину, пересесть в такси и вернуться на улицу Арсеналь?

Все плохо… Цугцванг. Нет хорошего варианта.

Чувствовала же, что потряхивает… Зачем потащилась?

Конечно, посмотреть и прикупить модные платья — дело стоящее… но не обязательное… Описывать модный показ тоже не совсем ее епархия… Правда, там обещали засветиться местные селебрити… и московские олигархини во главе с Наоми “Дорониной”. Задорого можно было бы продать описание эксклюзивной тусовки…

Аргумент сильный, но сил на него нет…

На секунду или на больше Анжела отключается — не в состоянии она принять сейчас решение…

Ясно же, что Тапира лучше не дергать. Законченный себялюб, как только она могла привязаться к такому?.. Не отменил массаж, чтобы меня сопроводить… А я ведь всего-то на пару дней ради него вырвалась из Москвы. Жаловался на жизнь, грустный был — вот и рванула, чтобы его утешить. Тем более что Батя как раз летел на край света через Париж на своем белокрылом джете.

Очередная глупость. Настроение Тапира уже кардинально изменилось. С унылого на энергично-деловое. И дело это — его собственное здоровье. В расписание его заботы о себе вклинился только ужин с Анжелой. Не наедине. Добавил ее к потенциальному партнеру, которого благодаря ее прилету смог позвать с дамой. Что усиливает фишку. Правильный расчет. Девица сама узнала Анжелу и закудахтала: “Я ваша поклонница! Я все ваши статьи наизусть знаю, а день начинаю с чтения вашего дневника. Так расстраиваюсь, когда нет новой записи! Вы уж, пожалуйста, радуйте нас почаще…”

А когда Анжела позвала его на показ русской моды — отказался сопроводить. “Бабское мероприятие, что я там делать буду?” — сказал, внимательно выслушав список участников. Ему никто из них не нужен, а на мои дела, на меня ему плевать с высокой колокольни!

Ну что ему стоило узнать, где Олег этот чертов прячется… Пара пустяков для Интерпола… Но он связи использует только для себя…

Или опасается хоть как-то задеть Бизяева? Этот туз всех держит под контролем…

От обиды становится еще хуже. Тянет прилечь.

Анжела отстегивает ремень, клонится направо, к животу подтягивает ноги и, свернувшись клубком, совсем отключается…

…Чьи-то сильные руки бережно перетаскивают ее из одного авто в другое… Словно на ней надпись: осторожно, не кантовать!

Это сон?

Снова провал, потом ее опять вынимают, ведут… Куда? Знакомый витраж, пальма в кадке… Это же подъезд в доме Тапира… Значит, не похищение. Ну и ладно…

…И вот она уже в кровати… Пижамка задрана, холодная бляшка стетоскопа прижимается к спине… Внутри хрипит, булькает, каждый вдох дается с трудом.

Ой, совсем воздух не поступает!

Умираю… Я умру сейчас?

Анжела пытается открыть глаза… “Спасите!” — звучит в голове, но наружу вырваться не может. Кто-то понимающий усаживает ее, обкладывает подушками, чтобы не упала, накрывает нос и губы прозрачной пластиковой маской. Терпкий воздух начинает поступать в горло, дышать становится легче.

Предплечье стягивают жгутом, укол в вену… Боль возвращает в реальность… Ненадолго. Снова провал.

— …Вставай, соня! На самолет опоздаешь!

Бодрый, решительный голос вытягивает Анжелу из глубокой ямы, в которой она не чувствовала своего тела, в которой колючие мысли не царапали ее душу. Темнота, пустота, почти невесомость.

А сейчас веки не поднять, рукой не пошевелить…

Куда-то ехать? Не хочу! Не могу! Не буду! — вопит все ее существо.

— Ну, мать, бормочи — не бормочи, а лететь надо, — командует тот же голос.

Кто это? Работа по опознаванию — мучительная пытка. Анжела через силу приоткрывает левый глаз, чтобы подтвердить свою нерадостную догадку.

Тапир.

— Врач сказал — ты можешь лететь.

Звучит как приговор. Не оправдывающий больную.

Тапир откидывает одеяло, которое хоть как-то нежничало с Анжелой, укрывало от суровой яви, и стягивает с ее ног пижамные штанишки. Никакого эротического импульса ни у нее, ни — слишком ясно чувствуется — у него.

— Сама! Сама! — подгоняет он суетливо, совсем как герой Михалкова в “Вокзале для двоих”. Тот секса хотел, а этот… — Всего лишь аллергический приступ, ну и… небольшая простуда. Выпей таблетку. Я уже позвонил твоей Катюхе. Она все еще в Москве. Встретит тебя. Ты же знаешь, я не смогу за тобой ухаживать… Самый бизнес в эти дни.

“Самый бизнес”!.. По-русски говорить совсем разучился.

Если надо за мной приглядывать, значит, я сильно больна… И все равно выставляет.

От злости появляются силы. Анжела пытается все делать сама. Поднимает ногу, чтобы напялить брючину… Равновесие не удержать… Валится набок.